Я не слышу его шагов. Да и никто не услышит, если только он сам
этого не захочет. Он ступает так тихо, как будто путешествует на
облаке. Но я чую горький аромат трав, необычное сочетание приятных
и не очень запахов, которые неотделимы от него, как панцирь от черепахи.
Я наслаждаюсь этими запахами. Кажется, я даже могу сосчитать количество
слоев ароматов, которые его сопровождают. Возможно, я даже страстно
желаю этого.
Он застывает в дверях, в свете факелов из коридора, я вижу только
силуэт.
- Заходи, Северус, - говорю я. – Я немного задремал.
Я быстро взмахиваю палочкой, и комната освещается прежним ярким
светом. Я даже не понял, что заснул. Интересно, зачем он пришел?
И тут же вспоминаю. Северус бесшумно подходит, не отрывая от меня
бездонных черных глаз. Обеими руками он держит дымящийся кубок,
так, как будто это что-то священное. Его медленные шаги ассоциируются
у меня с церковными службами, которые в детстве мать заставляла
меня посещать.
В своей строгой черной мантии он напоминает священника. Смешно:
репутация у него совершенно противоположная. Подстилка Вольдеморта
- вот как его раньше называли. Но он делает то, в чем я нуждаюсь
больше всего. Он спасает меня. Без этого ежемесячного ритуала меня
не взяли бы на работу. Я бы не мог жить по-человечески. Мне пришлось
бы вернуться в Св. Мунго, или еще что похуже.
С тех самых пор, как Поттеров убили, я потерял надежду на то, чтобы
вернуться к нормальной жизни. Эта школа, Гарри, Дамблдор, даже Северус
– все связывает меня с прошлым. Они – это все, что у меня осталось.
Можно ли заново отрастить крылья и начать жизнь с чистого листа?
Северус протягивает мне кубок, ожидая, пока я возьму его. Его губы
изгибаются в ухмылке, той самой, которую он приберегает для своих
личных побед.
- Я думал, что ты спишь. У тебя завтра в половину первого начинаются
занятия.
Я ухмыляюсь.
- Да. Ты специально так долго варил зелье, чтобы иметь возможность
меня разбудить?
Мои руки дрожат, когда я забираю у него кубок. Он думает, что я
не замечаю его заботы, но он ошибается. Это такая малость, но она
согревает мое сердце. Его пальцы случайно задевают мои. Я поднимаю
взгляд и встречаюсь с темными глазами.
- Спасибо, Северус, - говорю я, стараясь вложить в эти слова всю
благодарность, которую я чувствую. Он растерянно отводит взгляд.
- Ты должен выпить это прямо сейчас, - говорит он как обычно.
Как будто я нуждаюсь в напоминаниях. Я раздражаюсь – неужели он
думает, что я настолько безответственен и безнадежен, что могу про
это забыть? Я знаю, насколько это важно для меня. Но злость быстро
проходит. Я понимаю, что таким образом он по-своему беспокоится
обо мне.
Он беспрестанно ходит за мной, ворчит, что-то подсчитывает, возится
с зельем и меряет дозы. Это единственное, в чем он позволяет себе
проявить заботу обо мне.
Я беру кубок и подношу к губам, не прерывая со Снейпом зрительный
контакт. Я пью не спеша, желая, чтобы он заметил, что я с ним заигрываю.
- Не стоит благодарности, Люпин. Это всего лишь моя обязанность,
и мы оба это знаем.
Взгляд, который я ему посылаю, немного портит гримаса, вызванная
отвратительным вкусом зелья. Он скрещивает руки на груди и ждет.
-Плохо, что это нельзя чем-нибудь запить, - огорченно замечаю я.
И не в первый раз задаюсь вопросом, что же такое мерзкое на вкус
входит состав зелья. Я пью его каждый месяц, но Северус отказывается
сообщить мне компоненты, а Дамблдор уважает его решения.
Он сочувственно выгибает бровь, одновременно поплотнее укутываясь
в мантию, как будто желая, чтобы она защитила его от моих намеков.
Он знает, что мое отношение к нему не изменилось. Он должен знать.
Ничто не меняется.
- Естественно, это - не шедевр кулинарного искусства. Но вкус -
не главное.- Он пристально смотрит на меня. – Расскажи мне лучше
про другое: устраивает ли тебя результаты зелья.
- Ты хочешь поговорить со мной о превращениях?
- Да, если это возможно. Я понимаю, что ты про это ничего не помнишь.
- Я помню достаточно, для того, чтобы знать, что зелье мне помогает,
Северус.
Я не хочу, чтобы он напоминал мне о моем проклятии и сыпал соль
на рану.
- Сначала - ужасная боль. Как будто кости выходят из суставов.
Боль заставляет метаться, чтобы найти наиболее удобное положение
и избавиться от нее, но это бесполезно - нельзя ни сесть, ни лечь.
Сейчас это тоже не доставляет никакого удовольствия, но теперь это
больше похоже на растяжение сухожилий, и длится не больше часа.
Тогда это действительно было невероятно болезненно. Как только
боль проходила, я помнил очень немного. Голод, гнев, иногда чувство
одиночества, безысходность, которая заставляет выть и грызть себя.
Обратное превращение так же болезненно
Мы не смотрим на друг друга.
- А сейчас?- спрашивает он
- Теперь я не кусаю себя, не чувствую голод. Немного клонит в сон,
но мне удобно и тепло. И я не ненавижу себя. Я тот же, только с
шерстью.
- И нет желания на кого-то напасть?
Я мотаю головой.
- Нет. И поверь мне, Северус, раньше это желание преобладало над
остальными.
Он оказывается рядом со мной так быстро, что от неожиданности я
вскидываю руки в защитном жесте.
- В чем дело?
- Я хочу убедиться, так ли все на самом деле, как ты рассказываешь.
Раздевайся.
Я расстегиваю мантию с излишней поспешностью, стараясь скрыть то
возбуждение, которое охватывает на меня при мысли, что сейчас он
увидит меня без одежды. Он подходит ко мне вплотную, и осматривает
грудь, бока, ноги - все, до чего я мог бы дотянуться зубами и когтями
в волчьем обличье. Его длинные, узкие пальцы задерживаются на шрамах,
которые я так сильно ненавижу. Почти незаметная ласка, и тут же
быстро пальцы сжимаются в кулак.
- Видимо, ты не лжешь. Есть какие-нибудь побочные эффекты? - Он
бросает на меня злобный взгляд обсидиановых глаз, и я чую его страх.
Он боится меня. А может, еще чего-то - не знаю.
- Я никогда не лгал тебе, Северус, - отвечаю я, медленно одевая
мантию. Он смотрит, как будто хочет сказать что-то еще.
Вот так мы общаемся уже почти двадцать лет. И я не хочу, чтобы
это заканчивалось.
Я смотрю на него, надеясь найти повод продолжить разговор. Он пристально
смотрит на меня в ответ.
- Недоговаривать - все равно что лгать, Люпин.
Повисает неловкая тишина. Он нарушает ее первым.
- Ты любил его, - Это не вопрос, а утверждение. - Блэка.
- Конечно. Он был моим лучшим другом. Никто и никогда не заботился
обо мне так, как он.
Он вздрагивает, думая, что я не замечаю.
- Люпин, - говорит он холодно. – Ты ведь никогда не знал, кто твои
друзья на самом деле?
Это верно. Я думал, что они будут со мной до самой смерти... почти
так и вышло. Все они ушли, и я остался один. Я думал, что жажда
жизни Джеймса заставит его жить вечно, но он умер первым. Я думал,
что Сириус за нас пойдет в огонь и воду, но в итоге он оказался
именно тем, кто всех уничтожил. Всех кроме меня, поправляюсь я.
Хочет ли он убить и меня тоже, или, наоборот, я был тем, кого он
любил по-настоящему?
Как будто прочитав мои мысли, Снейп говорит:
- Он пытался убить тебя, ты, самовлюбленная, тщеславная задница.
Неужели ты думаешь, он хотел, чтобы ты просто поохотился, когда
привел к тебе человеческую жертву?
- Жертву?
Я переспрашиваю, хотя понимаю, что это его только разозлит. Так
и выходит.
- Именно, - выплевывает Снейп. – Это был первый раз, когда он пытался
тебя спровоцировать на убийство? Или были еще и другие?
Я закрываю глаза.
- То, что он пытался уничтожить меня, еще ни о чем не говорит.
Почему он не должен был этого делать?
- Но я думал, что, по крайней мере, ты, Люпин, заметил, что он
и тебя пытался отправить в могилу. В конце концов, ты должен чувствовать
такие вещи, не так ли? - Это было сказано с сарказмом. - Идиот.
Ты, что, и в самом деле думал, что он хотел защитить тебя? Боже,
Люпин, как ты наивен. И даже сейчас, когда ты знаешь, кто он такой
на самом деле, все равно пытаешься оправдать его.
- Прости, что я не умею предсказывать будущее, Северус. На нем
ведь не было написано «когда вырасту – буду плохим парнем»
- Значит, я был единственным, - говорит он с горечью.
- В конце концов, - я говорю мягко. – Ты преподаешь в школе, хотя
все знают, что ты предпочел бы заниматься исследованиями. К тому
же, постоянно спасаешь Гарри, что не кажется мне легкой задачей.
Особенно потому, что он так похож на Джеймса. А еще заботишься обо
мне и выделяешь для меня целую неделю раз в месяц. Ты хороший человек,
Северус. Я всегда думал именно так.
- Вот, значит, каково мнение эксперта? – усмехается он. - Я играю
за ту же команду, что и Сириус Блэк. Уж извини, но благодарить тебя
я не собираюсь.
- Ну ладно, - я вздыхаю. Как всегда, я потерпел неудачу. – Давно
видел Эвана Розье?
- Он мертв. Авроры.
- Мне очень жаль.
- Не стоит. Это я сдал его.
Я внимательно смотрю в эти непроницаемые усталые глаза. Мы оба
наступали на одни и те же грабли. Люди, которым мы доверяли, как
оказалось, не заслуживали этого.
- Все это в прошлом, Северус,- говорю я, играя пустой чашкой.
- Нет, Люпин. Блэк на свободе. И я хочу тебя предупредить, - он
говорит это, близко-близко наклоняясь к моему лицу. - Если я когда-нибудь
узнаю, что ты помогаешь Блэку избежать правосудия, или подвергаешь
опасности студента, то пеняй на себя. Будь очень осторожен, Люпин.
- Северус.
Он замолкает, раздраженный, что я прервал его драматическую тираду.
- Я рад, что ученики в таких надежных руках.
Он фыркает, но я вижу, что пошатнул его привычное равновесие. Он
ожидал, что я буду отмалчиваться или оправдываться.
Его взгляд смягчается, и на мгновение я вижу такого Северуса, каким
я его помню. Он смотрит на кубок.
- Не тяни с этим, - говорит он как обычно. И, прежде чем сбежать
из моего кабинета, добавляет: - Если не хватит, заходи. У меня есть
еще.
Только на пути в Большой Зал я понимаю, что я официально приглашен
в комнаты Северуса.
И улыбка, которая появляется у меня на лице, не покидает меня весь
день.
Конец.
